scholast

В ожидании решений жюри философского конкурса Института Основополагающих Вопросов (FQXi), каковое буде 6 июня, вошедшее в число сорока финалистов наше с Левой сочинение "Genesis of a Pythagorean Universe" претерпевает дальнейшие приключения. Но прежде чем говорить о последних новостях, вкратце изложу содержание предыдущих серий.

Сразу после написания английского текста я попытался выложить его на нереферируемое хранилище  arxiv.org, по разделу "космология". Вселенная была отвергнута arxiv'ом без к.-л. объяснений, на уровне анонимной модерации. Мои попытки достучаться до ответственных начальников приводили к заверениям в намерении разобраться, но ничего не менялось—"Вселенная" висела в неприкаянном состоянии ожидания решения. По личным шпионским связям до меня доходило, что статья отвергается архивом из-за своих неприкрыто-религиозных выводов. Прошел год, и вдруг, о чудо—в конце ноября прошлого года ее приняли! Ни с того ни с сего, в один прекрасный день я

Двойная проблема законов природы

В молодости отец релятивистской квантовой теории Поль Дирак был решительным атеистом, разделяя во многом марксистские взгляды. Гейзенберг сообщает о весьма резкой атеистической атаке Дирака в ответ на завязавшийся на сольвеевском конгрессе 1927 года разговор о Боге:

В книжке Доукинза "The God Delusion" приводится статистика, свидетельствующая о доминировании атеизма среди нобелевских лауреатов - в качестве аргумента антинаучности веры в Бога. Дескать, извольте выбирать - или с дремучей верой, отбрасываемой самыми мощными умами, или с передовыми взглядами, этими умами разделяемыми. Согласно этой статистике, с еще большим единодушием отвергается живой Бог, вмешивающийся в судьбы мира. И уж совсем мало кто из людей науки верит в Бога, отвечающего на личные молитвы. Попробуем присмотреться внимательнее, о чем на самом деле говорит этот указанный видным "научным атеистом" факт. Вне сомнения, факт свидетельствует о некоем противоречии между интенсивными занятиями наукой и верой в Бога - особенно в живого Бога.  Самое же интересное - откуда эти безбожные взгляды проистекают.

Многими молчаливо предполагается, что среднестатистический большой ученый, как правило, изрядно поработал над своим мировоззрением, что достиг в этом вопросе высоты общечеловеческих познаний. Мой скромный опыт общения с крупными и неслабый опыт общения со средними и рядовыми деятелями науки говорит однако, что дело обстоит строго наоборот: среди коллег вообще, и среди их высшего слоя в частности, доминируют люди крайне безграмотные в отношении таких предметов как философия, история, религия. И это утверждение в равной мере касается моих российских, американских и европейских коллег. Это печальный факт, для меня особенно печальный: в этой всемирной тьмутаракани я ведь живу. Есть несколько причин этой темноты коллег, но первая лежит на поверхности. Конкуренция в научном мире чрезвычайно высока, путь в профессию весьма длинен, и чтобы выбиться в люди и не выпасть оттуда прежде времени, надо тяпать, тяпать и тяпать свою выбранную делянку с самых юных лет и чуть не до гробовой доски. Се ля ви. На философию и прочие гуманитарные радости просто не остается никакой возможности. Вот было бы интересно увидеть статистику: многие ли научные лауреаты прочли хотя бы Платона, хотя бы Декарта - уж о Библии умолчу. Среди моих многочисленных знакомых даже и Декарта совсем мало кто читал - хотя он и признан одним из отцов науки, да и написал не так много. А если кто и открывал сих отцов рационализма - так почти всегда и закрывал тут же. Ведь читать их - это не ленту новостей просматривать. Требуется начать мыслить - а мыслить ученый умеет только в установленной среде науки, ну и в житейских делах. Философия же требует иного рода мышления, сталкиваясь с которым человек науки теряется и мало что вообще понимает, даже у отца науки Декарта, а потому и закрывает тут же философскую книгу, и не без раздражения закрывает. Взять хотя бы и такого, относительно неплохо образованного наукоида, как профессор биологии Доукинз - на каком уровне идет его атеистическая полемика? Декарт доказывал существование Бога. Можно у атеиста Доукинза найти дискуссию с теистом Декартом? Или с практическим теистом Кантом? О Кьеркегоре или Достоевском тут и речи не идет, а имя Бубера вряд ли проф. Доукинз и слышал. Нет, не попадалась мне на глаза дискуссия Доукинза даже и с отцами рационализма о бытии Бога. И не думаю, что способен  сей научный атеист подняться на уровень не то что достойной полемики с Декартом или Кантом, а хотя бы приличного их понимания. Кажется, он это и сам знает, а потому и помалкивает касательно сих неудобных авторов. Подчеркну тут еще раз, что по сравнению с массой ученых, крупных и средних, проф. Доукинз - без преувеличения, светило философской мысли. 

Хорошо, в массе своей наукоиды философски темны и малограмотны - включая и верхний слой. Но почему же тогда они вообще судят о том, в чем крайне некомпетентны? Почему бы не сказать - не знаю, как тут и рассудить, вопрос за пределами моего образования. А гордость куда девать? Речь идет ведь не о частностях, вопрос-то наипервейший, стыдновато здесь признать свою умственную инвалидность. Во-вторых же, ученый попросту прикладывает матрицу научной мысли - а ничего иного у него нет - к мирозданию в целом. Философская безграмотность именно к этому его и склоняет. То обстоятельство, что наука добывает знание объектов, что она всегда оставляет творческого субъекта вне поля своего видения - это маленькое обстоятельство остается благополучно проигнорированным тем самым субъектом, которому мышление о субъекте неведомо. А потому, нимало не смущаясь своего крайнего невежества, наукоид как правило что-то заявит на вопрос о Боге от имени всего образованного человечества, с точки зрения науки. А то, что в этом вопросе научное познание неадекватно, не может задавать стиль мысли, но может и должно рассматриваться как особый и важный факт в контексте метафизического познания - ему невдомек.

Думаю, что ситуация достаточно безнадежна - темны в своей массе люди науки, и даже чем выше - тем темнее, и ничего иного от них ожидать не приходится. На самом-самом верху, однако, на самой вершине Олимпа, там тьма редеет, там есть кого послушать. Метафизические размышления Эйнштейна, Бора, Гейзенберга, Шредингера, Вигнера, Комптона весьма содержательны, глубоки, волнующи... Но ведь даже и этих авторов наукоиды обыкновенно не раскрывают. И некогда им, и не очень интересно.

Нередко приходится слышать, что наукой движет любопытство или нужда, или честолюбие, или еще какая страсть, необходимость или желание. Не помню, однако, чтобы подобное суждение высказывал кто-нибудь из гениев науки. Не могу себе представить подобный тезис в устах Декарта, Ньютона, Лейбница, Гаусса, Лобачевского, Эйнштейна, Бора, Гейзенберга или Дирака. Вообще есть две науки. Одна - практические изобретения плюс рутинная работа по накоплению данных, их раскладыванию по полочкам, рутинному же пользованию. Ею действительно движет нужда или любопытство. Другая же наука - действительно, совсем другая, мало чего общего с первой даже и имеющая. Другая наука - поиск вечных прекрасных форм за бесконечным калейдоскопом явлений. Поиск истины, Логоса, сокрытого пеленой феноменов, его от-крытие, dis-covery - от греч. слова αλήθεια - истины как открытия сокровенного. Математика в таком именно смысле родилась в кругу пифагорейцев, и означала подготовительную ступень в спасении души. Эта высокая наука рождалась и черпала силы не из нужды или страстей, а ровно напротив - благодря отрешению от них, освобождению от желаний, открывающему путь истине. Отцы науки - неподчеркнуто аскетичны. Высокая наука движима любовью к скрытому Логосу, к платоновским формам - как чисто умозрительным, так и задающим природные процессы. Любовь к Логосу может легко переходить к его абсолютизации, идолизации научного познания, ведущей к отрицанию личности и творчества, к вере в их сведение к формам и хаосу. Высокая наука имеет черты религии - а потому и входит нередко в конфликт с религией. Культ науки благороден, ибо видит сакральность форм, но одновременно и слеп - ибо формы затмили ему своего Творца, по точному образу Бубера. Проникая в народ, культ науки теряет часто свой благородный аспект, оборачиваясь пошлым материализмом, которому и свойственно все подряд объяснять нуждой да страстями. Практическая же, повседневная наука сама по себе в конфликт с религией никогда не входила и входить не может - им нечего делить, они живут на разных этажах. Практической науке было совершено достаточно и древнеегипетской геометрии, и небесных алгоритмов Птолемея. Теории же Евклида и Коперника проистекали не из практических запросов, бывших вполне удовлетворенными, а из любви к Логосу. Бруно сожгли, а Галилея судили отнюдь не за полезные изобретения, но за отказ Земле в положении космического центра. 

Слова Ницше "Бог умер" двусмысленны, и должны быть поправлены. Бог жив, но человечество - европейское человечество - понесло и продолжает нести тяжелую утрату - утрату Бога. Связь с Богом потеряна, да еще до такой степени, что утрачено и само место, где Он мог бы быть увиден. То есть, Ему попросту стало некуда прийти. Мир предстал огромной машиной, чьи колеса крутятся по "железным законам природы"; власть же колес дозволено нарушать лишь хаосу. В этом коловращении законов и случайностей не оставлено никакого просвета - некуда прийти не только Богу, но и человеку. Человеку-то тоже пришлось упраздниться, сведясь, как частице природы, до природных шестеренок с хаосом вперемешку. То, что такая случайная коллекция шестеренок каким-то образом создала теорию Вселенной, в 45 порядков величин, принимается как нечто научно-объяснимое - такова уж громадная вера в науку. Многие, впрочем, хотели бы верить и в Бога тоже, не только в науку - да не могут, прописать Его некуда.

Что тут сказать? Разве что обратить внимание, что с научной точки зрения невозможно отличить проявление хаоса от вмешательства творческого субъекта. Отсутствие субъекта в пространстве познания есть граница и предпосылка науки, но никак не ее вывод. Никакая наука, оставаясь только наукой, не может вынести суждение о субъекте, ибо он ей в принципе невeдом и невидим. Именно потому дух науки слеп и в отношении себя - рефлексия не может быть его качеством. Вместе с тем, этот дух весьма дерзновенен и агрессивен, утверждая себя высшим судьей в вопросах истины. И если этот дух не остановить в его границах - он уничтожит все, к чему слеп, становясь духом пошлости и лжи. Утрата Бога и есть следствие этого идолопоклонства перед наукой-техникой. Поклонившись светоносному кумиру, человек повредился в зрении - потерял способность видеть Бога, себе же стал казаться случайным набором бессмысленных шестеренок. 

In my recent talk “Spiritual Dimensions of Scientific Cognition” at CERN discussion club “ConCERNed for Humanity” (downloadable audio mp3 and presentation pdf) I introduced a concept of the  Duoverse, as a dominating worldview, determined by the hostility of Macrocosm and Microcosm, leading to self-negation of reason. This split of initial Plato-Christian Universe first happen in philosophy of Spinoza, and became dominating due to scientific and technological progress, as a form of idolization of reason. Delusion of this idolization reveals itself in a self-negation of reason following from that. Consequences of this Duoverse state are man's fall into a world of objects among objects, loss of meaning of life, dehumanization of social life, unprecedented atrocities of the Scientific Communism and National Socialism. Here I am just briefly mentioning the main points of my talk; for the details and explanations please go to the links.

Descartes, Leibniz and Spinoza saw the question about relation between Personal God and impersonal reason as the main spiritual problem. Descartes was convinced that God is above reason, that truths of reason were determined by God. Leibniz was sure in the opposite, that “when God was creating the world, truths of reason came into his mind without asking permission”.  Spinoza went even further, than Leibniz, completely removing God from the scene, so that even His name he gave to the impersonal “substance”, what was essentially the other name of the old reason. It was good and honest Spinoza, who killed the living God, proclaiming impersonal reason as a single explanatory principle. At the same time, happened one more thing - possibly, even harder for Spinoza. He not only killed the person of God, he killed the personality per se – thus, he killed man's personality as well. And he clearly told about that, negating the free will as an illusion. No free will can be true in his substance-determined world, where the order and connection of thoughts was exactly the same as the order and connection of things, being just two revelations of the substance order and connection.  Due to finiteness of man, all his thoughts have nothing to do with the infinite absolute reason, and Spinoza clearly states that: “The reason and will which constitute God's essence must differ by the breadth of all heaven from our reason and will and have nothing in common with them except the name; as little, in fact, as the dog-constellation has in common with the dog, the barking animal.” If Spinoza were self-consistent, he should have proceeded with this conclusion to his own philosophy and negate it as something equal to the dog's bark. He tried to escape from this logical catch, and formulate ethics consistent with this deterministic worldview – but no ethics can be consistent with that total determinism, so all his statements about duties are obviously negated by his own metaphysics, as any ethical statements would.

The Spinozian worldview soon was starting to dominate, and it is still dominating as a scientific worldview, with one important modification though. Namely, Quantum Mechanics with its probabilistic picture opened a door to interventions of chaos into Spinozian “order and connection of things”. At first glance, these interventions of chaos do not let any possibility to return personality – of man or God – on the list of fundamental realities. If I am realizing that my moves are not just determined by universal laws, but also influenced by chaotic forces, this does not make my freedom less illusive. However, there is one more important point here: a scientific observer cannot distinguish between an intervention of chaos and a personal creative act. By definition, the last one is unique, and thus, scientifically unobservable.  Thus, the Quantum revolution opened a door for interventions of personalities, making them possible, arbitrarily efficient, and scientifically invisible. This view on the Quantum revolution removes a contradiction between the continuous creation of the world - by God and man - and scientific worldview.

The Duoverse with its self-negation of man has to be overcome. To return its meaning, the human personality has to return to its closeness to the very center of Being. This requires the Person at this center – the living God, Who is our eternal Father and Savior.  This is not “wishful thinking”. This is the precondition for overcoming our self-negation, returning ourselves that high source of inspiration, which can let us be strong and creative in the full awareness of tragedy and pain of life and even coming death of all the humanity. Otherwise, we are doomed to live in a world, where all our best values, any meaning of our life, are humiliated, indeed, to nothing else as “wishful thinking”.    

Предыдущий пост о свободе требует продолжения - это оно и есть.

В виде запоздалого предисловия замечу, что никакого единственно-верного понимания свободы, разумеется, нет. Мои размышления есть мои личные изыскания в лавке философии, которые мне интересно проводить, которыми я рад поделиться. Мне любопытна вызываемая ими реакция, вопросы и возражения - но убеждать кого-либо в любимых философизмах было бы столь же нелепо, как убеждать кого-то в красоте любимой женщины или гениальности поэта. По многим коренным вопросам я разделяю воззрения Н. А. Бердяева, и настолько часто высказываю ту или иную его мысль, что оговаривать это было бы утомительно.

Приведу еще раз центральный тезис - свобода выражается в творчестве и только в нем она и выражается. Творчество я понимаю весьма широко. Например, всякая попытка понять себя или другого является творческой. Мать, сочиняющая сказку ребенку, или ребенок, впервые столкнувшийся со сложением букв, а не чисел - примеры творческих ситуаций, требующих мысли, а значит - свободы.

Пожалуй, следовало бы сказать, что не есть творчество. Рутинное пользование готовым знанием не является творчеством, не требует свободного субъекта. Точно так же, рутинное следование закону, правилу, долгу - творчеством не является, свободы не выражает. В языке это унылое следование долгу описано фразой "тянуть лямку". Лямку тянут рабы. Ни следование долгу, ни следование желаниям, страстям, страхам, импульсам само по себе не является ни свободой, ни творчеством. Свободы в следовании порыву страсти не более чем в следовании порыву урагана. Свобода состоит в овладении порывом, и творческом воплощении, в сублимации его, а не в рабском ему следовании. Разумеется - легко сказать, попробуй овладей. Но важно хотя бы называть вещи своими именами. На языке религии рабство страстям и порывам есть грех, от которого требуется освобождаться. "К свободе призваны вы, братья" - провозгласил апостол. Но свобода не обретается в замене рабства страстям рабством закону или безличному долгу.

Традиционные церковные учения делают упор на авторитете закона и радости благодатной молитвы, особенно в стенах храма. Однако церковная традиция, особенно православная, или безразлична или враждебна новому. Церковь построена по древнеегипетскому принципу единовластия, занимает монопольное положение в обществе, и ее отношение к свободе не слишком отличается от византийского или мусульманского. Церковный монолит РПЦ - огромная проблема России, препятствующая развитию российского христианства из религии послушания в религию творчества. Крайний консерватизм РПЦ выражается в освящении того, чему давно уже место на свалке истории - архаически-деспотического типа власти. Из уст иерархов церкви не приходится слышать слова в поддержку гражданских свобод, критики неправой власти, а вот "критика либерализма" идет изобильно. Нет, я не проповедую крайний анархизм, не отрицаю значение традиции, иерархии и послушания авторитетам. Но все эти важные вещи имеют свою меру, которая нарушается их абсолютизацией. Следствием абсолютизации послушания является подавление творчества, застой мысли и духа, обветшание и гибель. Именно к таким последствиям приводит бюрократически-самодержавный уклад церкви - особенно РПЦ, смыкающейся со столь же допотопной путинской пирамидой власти.

По сути же своей христианство есть именно религия творчества, и в этом - как источник развития творческой мощи христианской цивилизации, так и будущее христианства. Именно творчество, как конституирующее качество человека, задано уже в древнейшем учении о сотворении по образу и подобию Творца, и с новой силой выражено в учении о богочеловечестве. Выдающимися и бесстрашными религиозными новаторами и мыслителями были пророки и апостолы. Библия вообще весьма революционная книга, недаром ее боялись переводить на русский, и ее издание, несомненно, усилило религиозные брожения в России в конце позапрошлого века. Исторический парадокс состоит в неимоверном контрасте революционно-творческого духа Св. Писания и застойной атмосферы РПЦ. Хотя католическая церковь устроена по сходному с православной образцу, она гораздо в большей степени открыта новизне. Католическая церковь осуществляет свое дело в условиях открытого многоконфессионального западного мира, и это обстоятельство спасает ее от многих прелестей единовластия.  

Когда говорят о науке и религии, нередко за наукой оставляют ценности свободы и творчества, а за религией - послушания и морали. И то и другое верно лишь отчасти. Отношение науки к свободе и творчеству не менее противоречиво, чем отношение к ним церкви, но противоречие это иного знака. Наука, в отличие от церковной жизни, требует непрерывных открытий и изобретений - это просто ее хлеб, главное дело. Наука в принципе не может быть сведена к рутине. Но это только одна сторона дела. Другая же сторона состоит в последствиях абсолютизации научного познания, в кумиротворении науки, поклонения ей как образцовому пути познания. В этом своем аспекте наука порождает материалистическое мировоззрение, уничтожающее все высокие смыслы, и смысл познания в частности. Материализм, как учение о мире и человеке, враждебен творчеству - абсолютизация науки ведет к ее самоубийству. В курсах "диалектического материализма" - "научной философии" советского времени - по понятным причинам усиленно внушались тезисы, извращающие и отрицающие свободу. Одним из таких назиданий было утверждение  "свобода есть осознанная необходимость". Этот тезис ведет свое происхождение от философии Спинозы, отражая ее фаталистско-детерминистический характер. Спинозе мир представлялся огромной машиной, каждая деталь которой движется согласно железной неотвратимости, заданной от века. Именно эта картина мира легла в основу физики Ньютона. Человеческая свобода Спинозой отрицалась, для нее оставлялось лишь одно - осознать неизбежность происходящего и примириться с ним. Эта научно-техническая парадигма познания легла в основу тоталитарных социалистических учений Сен-Симона, Конта и Маркса и ее ведущее положение в советской идеологии совершенно закономерно. Общество представлялось в виде некоей машины, рычагами которой предстояло овладеть лидерам правильной партии, а массам удовлетвориться "осознанной необходимостью". Свобода движения рычагами противоречила всеобщей научной необходимости, Спиноза бы их тут вряд ли одобрил, но это не слишком беспокоило отцов научного социализма. Подробнее об этой темной стороне научного познания можно прочесть у Хайека, свои же соображения я более развернуто выложил в недавней статье о рационализме.