scholast

МАНИФЕСТЫ ГРУППЫ "СИМПОСИОН"

Блаженный Августин, следуя Платону, утверждал что зло не только не имеет силы в самом себе, но и вообще его в самом последнем смысле нет - ибо оно есть лишь искажение добра, утрата гармонии. Ложь и правда несимметричны - ложь есть искажение правды, поэтому подразумевает правду как свое условие. Но обратное несправедливо - правда не есть искажение лжи, и вполне может без лжи существовать. Ложь есть корень зла, его бытийный исток. Поэтому обличение лжи, разоблачение ее - и есть путь победы над злом. Когда обличениями  юродивых диссидентов - казалось бы, обреченных на бессмысленные страдания или прямо гибель - были развеяны чары коммунистической лжи, империя зла испустила дух как-то сама по себе, на удивление многочисленным наукоидным экспертам. Не потому змей пал, что прилавки опустели - с прилавками-то как раз были не самые худшие времена - а потому, что чары змея были развеяны силой героев, в одиночку выходивших за правду, и принимавших мучения за нее. Никто из них не пострадал напрасно - каждое такое стояние стоило змею еще одной шкуры, еще одной головы. Шкур и голов у него было много, но все же конечное число - с годами змей становился стар, и новые головы на его поганом тулове уже не отрастали. Усилиями мудрецов и героев была отделена правда от лжи - и ложь вместе со своим материальным коррелятом, лишенные возможности паразитировать на правде, сдохли. Верно также и другое - что слуги змея, пошедшие в свое время на убой, тоже за дело страдали - их употребили не ради чуждого им, а ради их же собственного дела - ради укрепления дорогой им поганой лживой силы. Вот - одни погибали за правду, другие - за ложь, но всякий за свое дело. Разумеется, в царстве змея сплошь и рядом бывало, что люди сидели и гибли именно ни за что - попадали под поганые лапы по воле случая или по неосторожности. Но подлинные герои получали свое за дело. Очень глупо говорить, что Сахаров, например, или Синявский, или Бродский были наказаны несправедливо и ни за что - столь же нелепо, как сетовать на лернейскую гидру, несправедливо и ни за что уязвившую ни в чем не виноватого Геракла. Ну и отважные девы, получившие вчера срок - получили его, разумеется, за дело. Дело свое они нашли и выполнили с поразительной точностью. Два же года вместо трех, семи или, скажем, пятнадцати (а почему нет?), девы получили не по причине остатков каких-либо законов в царстве змея, или реликтов справедливости твари, а благодаря тому, что они оказались не одни, и змей слегка поджал хвост. Судя же по весьма странному и духовно содержательному течению всего дела и по беспрецедентному всепланетному масштабу поддержки героинь, их молитва была услышана той, к кому они обращались.

Мне кажется это наиболее разумным объяснением происходящей на наших глазах фантастической истории.   

Разум может приводить к Богу - как это видно у Плотина, св. Августина, св. Фомы, Декарта, Паскаля, Бердяева, Солженицына, Померанца. А может и отталкивать - как у Спинозы и всех, кто за ним последовал и следует, изредка зная, а как правило, и не подозревая об этом. В некотором смысле, разум первичнее веры. Действительно, всякий человек верит во что-то. Вопрос же об истинности его веры решает разум - если, конечно, человек доверяет своему разуму решать важные вопросы. Но тогда выходит, что вера первичнее разума - раз его работа требует этой веры в него. А на каком основании вообще разуму можно доверять решение кардинальных вопросов? Да еще вдобавок - всего лишь моему разуму. Но без твердой веры в смысл, в высокое значение не сдвинуться с места ни в одном большом деле. Поистине, вера движет горами - и только она на это способна. Но чтобы не натворить беды с этим движением гор, вера должна получить согласие разума, первый же шаг которого ставит любую веру и любое неверие под радикальное сомнение. 

Слова Ницше "Бог умер" двусмысленны, и должны быть поправлены. Бог жив, но человечество - европейское человечество - понесло и продолжает нести тяжелую утрату - утрату Бога. Связь с Богом потеряна, да еще до такой степени, что утрачено и само место, где Он мог бы быть увиден. То есть, Ему попросту стало некуда прийти. Мир предстал огромной машиной, чьи колеса крутятся по "железным законам природы"; власть же колес дозволено нарушать лишь хаосу. В этом коловращении законов и случайностей не оставлено никакого просвета - некуда прийти не только Богу, но и человеку. Человеку-то тоже пришлось упраздниться, сведясь, как частице природы, до природных шестеренок с хаосом вперемешку. То, что такая случайная коллекция шестеренок каким-то образом создала теорию Вселенной, в 45 порядков величин, принимается как нечто научно-объяснимое - такова уж громадная вера в науку. Многие, впрочем, хотели бы верить и в Бога тоже, не только в науку - да не могут, прописать Его некуда.

Что тут сказать? Разве что обратить внимание, что с научной точки зрения невозможно отличить проявление хаоса от вмешательства творческого субъекта. Отсутствие субъекта в пространстве познания есть граница и предпосылка науки, но никак не ее вывод. Никакая наука, оставаясь только наукой, не может вынести суждение о субъекте, ибо он ей в принципе невeдом и невидим. Именно потому дух науки слеп и в отношении себя - рефлексия не может быть его качеством. Вместе с тем, этот дух весьма дерзновенен и агрессивен, утверждая себя высшим судьей в вопросах истины. И если этот дух не остановить в его границах - он уничтожит все, к чему слеп, становясь духом пошлости и лжи. Утрата Бога и есть следствие этого идолопоклонства перед наукой-техникой. Поклонившись светоносному кумиру, человек повредился в зрении - потерял способность видеть Бога, себе же стал казаться случайным набором бессмысленных шестеренок.