scholast

История о первородном грехе, о плодах древа познания, съеденных Евой и Адамом - одна из наиболее известных и наиболее загадочных историй Библии. Совершенно неясно - почему было запрещено есть эти плоды? что значила угроза - "смертию умрете"? какова роль открывшегося стыда? и почему за стремление к познанию последовало суровое наказание? Какое-то сплошное свидание вопросов и вопросительных знаков, по выражению Ницше. Предлагаю свой взгляд на эту вечную загадку.

Первые люди наслаждались свободой - им было все разрешено, кроме одной вещи - не рекомендованной ради их же блага. В самом деле, Бог ведь не сказал им, что, съев плоды, они нанесут ущерб Ему - нет, он предупредил их, что худо будет им самим.  А потому более точно сказать, что Он не запретил есть эти плоды, но очень не советовал, как свободным существам, несущим в себе Его живые души.  

О жизни первых людей в Эдеме сообщается очень немногое. В числе этого немногого говорится, что Адам дал имена всем животным и птицам. Что значит "дать имя" в этом контексте? Вплоть до настоящего времени сохранилось предчувствие, что имя не есть просто звук, но есть отражение глубинной сути вещи, зверя или человека. Для архаичного сознания это представление было чем-то само собой разумеющимся. То есть, сообщение о том, что Адам дал имя всякому зверю и птице означало, что Адам увидел сущность всякого зверя и птицы и выразил ее в слове.  Адам видел сущности, то есть был мудр. Что и не удивительно, ибо Бог сотворил его по Своему подобию. Адам был изначально богоподобен. А каким образом человек, существующий внутри мироздания, может быть подобен Творцу мироздания? Мудростью, разумеется.  Потому-то Бог и не стал прятать древо познания от людей - ибо это противоречило бы уважению их свободы и мудрости.

И вот здесь мы подходим к самому событию. Змей сказал Еве, что Бог обманул их. Что, поев этих плодов, они не умрут, но у них откроются глаза, и они станут как боги, знающие добро и зло - то есть, знающие всё. Таким образом, люди были поставлены перед дилеммой - кому верить, Богу или Змею? Да, у них не было никаких оснований усомниться в доверии Богу, их Создателю, их Отцу, одарившему их всей благодатью жизни, мудростью и свободой. Но на другой чаше весов столь соблазнительно заблистало Абсолютное Знание - уже вровень божьему. Что будет весомее - доверие Богу, или соблазн самим стать с Ним вровень? Соблазн оказался сильнее, доверие рухнуло.

Все остальное было следствием. Эдем в сущности был ничем иным как благодатью близости к Богу.  Близость же к Богу, как и близость к человеку, в ядре своем есть ничто иное как доверие. Брачный союз есть Эдем покуда доверие супругов ничем не омрачено. А как омрачено - все, пропал их Эдем, потеряли они его навеки. Ровно это и случилось с людьми, потерявшими доверие Богу - их ближайшая, благодатнейшая связь с Ним, подлинная изначальная re-ligia (lat. связь) порвалась, стала невозможной, Эдем ушел навсегда.

В Эдеме была мудрость, шедшая от благодатного единения с Богом. Единение закончилось, и теперь вместо богоданной мудрости непосредственного видения сущностей стало требоваться добывать знание - шаг за шагом, подпункт за подпунктом, через труды и слезы добывать вместо утерянной счастливой мудрости новую горькую мудрость - ту, в которой "много печали" и которой "умножается скорбь", по слову Екклезиаста. О том, каким путем будет приобретаться это знание, соблазнившее людей, Змей умолчал. 

Да, Эдем был потерян - но ведь "в день, когда они вкусили от древа познания" люди не умерли. Выходит - все же обманывал их Бог? А что такое была "смерть" в контексте эдемской живой связи с Богом? Эта связь - разве не была она подлинной жизнью? А раз так, то потеря ее не была разве подлинной смертью? Смертью в контексте Эдема, разумеется. То, что пост-эдемское человечество называет смертью, есть уже совсем иного рода переход.

А что же такое тогда - проснувшийся в людях стыд наготы? Доверие Богу рухнуло, но доверие между людьми хотя бы осталось возможным или нет? Если и доверие между людьми совсем пропало бы, потеряло глубину, нежность и благодать - как жить тогда человеку, не обречен ли он на абсолютное ничтожество, абсолютную пошлость? Но если нельзя доверять самому Богу, то уж тем более, вроде бы, нельзя доверять человеку. Кажется, человек был обречен. И вот тут и бросил Бог тонущему человеку спасательный круг - неожиданный, удивительный, именно божественный. Этим кругом и был стыд наготы. Ведь этот стыд неразрывен со всей божественной поэзией любви, со всей ее нежностью, духовностью и бесконечной высотой ее обетов. В нем и есть наше спасение, наша постоянно возрождаюшаяся жажда и способность к высочайшему доверию любимому человеку - а значит, и возможность сохранить доверие само по себе.  

Утрата связи с Богом ставит вопрос о возможности восстановления этой связи. Не в том вообще-то вопрос, существует ли Бог - это лишь присказка к подлинному вопросу. В конце концов, если неизвестно, можно ли доверять Богу, есть ли Ему дело до нас - то не так и важно, существует ли Он. Разумны были слова Протагора - если богам нет дела до меня, то и мне до них нет дела. Подлинный вопрос - не о существовании Бога, но о доверии Ему. Именно здесь лежит исток грехопадения, именно здесь - коренное различие между жизнеутверждающими и жизнеотрицаюшими учениями, здесь же - главный корень атеизма. Именно в рухнувшем абсолютном доверии Богу и неспособности его восстановить и лежит проблема первородного греха. Те кто способен - святые. Они вернулись в Эдем.

А как же можно доверять Богу, когда кругом столько зла? Библейский Иов нашел такую возможность, даже и задолго до Христа - что и делает Иова великим мудрецом и пророком. А мы что же, так и будем подходить к распятому ради нашего спасения Богу с претензиями?