К цитате из Франкла: "Я поведал им историю моего товарища, который в самом начале лагерной жизни заключил «договор» с небесами: пусть любые его страдания и его смерть станут той ценой, которую он платит за то, чтобы смерть любимого человека стала легкой. И для него страдания и смерть перестали быть бессмысленными, они наполнились высоким смыслом."
Посмотрим ещё раз на эту историю. Человек делает некоторое допущение, принимает для себя утверждение о возможности такого порядка мироздания: что его страдания уменьшают страдание любимого человека. Как будто существует их общая сумма страдания, и эта сумма постоянна, и если ему достанется больше - то другому достанется меньше.
Может ли этот порядок быть действительно существующим, выполняться "на самом деле"? Может ли "вторая сторона" исполнить свою часть договора? Очевидно, нет. Прежде всего потому, что страдание каждого человека уникально и никак не может суммироваться с другими. Не может даже сравниваться с другими. Взять на себя страдание другого невозможно.
Нужно ли доказывать этому человеку, что его утверждение о "договоре с небесами", его вера, его найденный смысл - ошибка? Прежде всего, это было бы как минимум бестактно, а то и жестоко. Говорить ему, что он придумал себе сказку, чтобы было легче жить? А даже если и так? Если для него это единственный способ выжить? Во-вторых, человек, конечно, не послушает никаких слов. Он, может быть, умом и сам понимает абсурдность своей веры. Может быть, это даже не столько вера, сколько молитва, горячее желание спасти любимого человека. "Пусть будет так". В-третьих: тот, кто противоречит вере, жизненно важной для человека, - тот станет его врагом. И правда: зачем он это делает? Ради абстрактных представлений об устройстве мира? - а может быть, назло?
Надеюсь, что презумпция доброты и добросовестности по отношению к Михаилу Александровичу позволят избежать развития сюжета дискуссии в сторону третьего пункта. Несмотря на рассуждения о "костылях" и "анестезиях". Несмотря на наметившийся уже поиск "мотивов", "почему очевидность игнорируется". Что бы он ни написал нынче вечером.
У меня меньше прав претендовать на доверие, но я хочу подчеркнуть, что я не имею (и не имела) иных личных мотивов, кроме желания понять, разобраться. Да, конечно, я понимаю, что веру нельзя в нужный момент вытащить из коробочки, как таблетку анальгина. Но желание человека поверить в некоторый миропорядок, в особенности устройства мира, по каким-то причинам желательные ему, - разве это желание можно сбрасывать со счетов? Пусть оно даже неосознанное. И состояние открытости, обострение чувств, готовность уверовать - может быть результатом страдания.
no subject
Date: 2013-09-01 04:29 pm (UTC)"Я поведал им историю моего товарища, который в самом начале лагерной жизни заключил «договор» с небесами: пусть любые его страдания и его смерть станут той ценой, которую он платит за то, чтобы смерть любимого человека стала легкой. И для него страдания и смерть перестали быть бессмысленными, они наполнились высоким смыслом."
Посмотрим ещё раз на эту историю.
Человек делает некоторое допущение, принимает для себя утверждение о возможности такого порядка мироздания: что его страдания уменьшают страдание любимого человека. Как будто существует их общая сумма страдания, и эта сумма постоянна, и если ему достанется больше - то другому достанется меньше.
Может ли этот порядок быть действительно существующим, выполняться "на самом деле"? Может ли "вторая сторона" исполнить свою часть договора?
Очевидно, нет. Прежде всего потому, что страдание каждого человека уникально и никак не может суммироваться с другими. Не может даже сравниваться с другими. Взять на себя страдание другого невозможно.
Нужно ли доказывать этому человеку, что его утверждение о "договоре с небесами", его вера, его найденный смысл - ошибка?
Прежде всего, это было бы как минимум бестактно, а то и жестоко. Говорить ему, что он придумал себе сказку, чтобы было легче жить? А даже если и так? Если для него это единственный способ выжить?
Во-вторых, человек, конечно, не послушает никаких слов. Он, может быть, умом и сам понимает абсурдность своей веры. Может быть, это даже не столько вера, сколько молитва, горячее желание спасти любимого человека. "Пусть будет так".
В-третьих: тот, кто противоречит вере, жизненно важной для человека, - тот станет его врагом. И правда: зачем он это делает? Ради абстрактных представлений об устройстве мира? - а может быть, назло?
Надеюсь, что презумпция доброты и добросовестности по отношению к Михаилу Александровичу позволят избежать развития сюжета дискуссии в сторону третьего пункта. Несмотря на рассуждения о "костылях" и "анестезиях". Несмотря на наметившийся уже поиск "мотивов", "почему очевидность игнорируется". Что бы он ни написал нынче вечером.
У меня меньше прав претендовать на доверие, но я хочу подчеркнуть, что я не имею (и не имела) иных личных мотивов, кроме желания понять, разобраться.
Да, конечно, я понимаю, что веру нельзя в нужный момент вытащить из коробочки, как таблетку анальгина. Но желание человека поверить в некоторый миропорядок, в особенности устройства мира, по каким-то причинам желательные ему, - разве это желание можно сбрасывать со счетов? Пусть оно даже неосознанное. И состояние открытости, обострение чувств, готовность уверовать - может быть результатом страдания.