scholast

Слово “война” сопряжено для меня прежде всего со словами “горе” и “стыд”. Я живу с памятью о том неимоверном горе, которым была война, прежде всего для моего народа, который я знаю лучше. И мне стыдно за то горе, которое моя страна принесла другим. За разжигание войны, за послевоенную оккупацию, репрессии и навязанные марионеточные тоталитарные режимы. Стыдно за то, что мой народ исполнял роль насильника и палача. Да, мы были палачами не только другим, но и себе – но ведь это только увеличивает безумную меру наших злодейств. Палач, распинающий не только чужих, но прежде всего своих близких – сверхзлодей, злодей уже среди палачей. Мы не были “освободителями Европы”. Мы были насильниками ее, отбившими у другого насильника. А для той Европы, что нам не удалось захватить, для Запада, мы были источником страха. Безумной истребительной ордой, готовой в любой момент уничтожить мир тучами своих бомб. И этот внушамый нами дикий страх составлял предмет нашей особой гордости. Мы и теперь не можем с этим расстаться, ежегодно пуская через главную площадь страны потоки могучих предметов устрашения. Да мол, живем не ахти, погрязли в воровстве, пьянстве, раболепии и злобе – но вы тут вокруг не очень-то расслабляйтесь – а то можем и врезать. Лязгаем гусеницами, пялим в небо бомборакеты, наполняемся самоуважением. Вот оно, наше державное величие - гигантские орудия убийства, ползущие одно за одним по главной площади.

День окончания войны не должен отмечаться нагнетанием гордости, торжеством победителей. Он должен быть тихим днем поминовения истинных героев, положивших жизнь свою за други своя, днем памяти ее жертв всех наций. Он должен стать не днем гордости, но днем осознания и покаяния – что и было бы шагом к действительной победе над злом.